Лотта сидела в гримерной «Славной дыры», потягивая холодное шампанское и размышляя, не заняться ли ей с Кантоном чем-нибудь более приятным, чем банальный разговор. Может быть…
Он был многолик, этот Тэйлор Кантон. Лотта согласилась на его предложение, потому что об этом просил Дэйвид Скотт, который однажды оказал ей неоценимую услугу. Завтра вечером она начинает свою официальную программу в Сан-Франциско, а сегодня сделала одолжение Кантону, хотя менеджер старался удержать актрису от этого поступка. Выступления в салунах подрывают престиж, но Лотта всегда поступала по своему усмотрению и всегда отдавала долги. Особенно тем, кто поддержал ее в самом начале карьеры.
Кантон заинтриговал Лотту с первой секунды. Он не был похож ни на владельца салуна, ни на кого-либо из мужчин, с кем ей приходилось сталкиваться. Лотта удивилась, что Дэйвид Скотт поддерживает отношения с таким человеком. Людей, похожих на Кантона, Лотта встречала в шахтерских поселках, среди золотоискателей — волки в стаде овец.
У него были манеры джентльмена, хотя глаза выдавали темное прошлое. Да, поклонник у нее сегодня неординарный.
— Вы говорите с южным акцентом, не так ли? — поинтересовалась Лотта.
— Я думал, он давно исчез, — улыбнулся Кантон. — Но вы правы. Джорджия.
Женщина заметила, что Кантон улыбался только губами. Глаза оставались настороженными.
— Почти исчез, но я слышу. У меня способности к этому, — сообщила довольная собой Лотта, продолжая разглядывать Кантона.
— Вы из богатой семьи?
— Из некогда богатой семьи.
— До войны?
— До войны, — подтвердил Марш.
— А как вы стали владельцем салуна?
— Я выиграл его.
— Вы играете в азартные игры?
— Бывает.
— А что еще бывает?
Кантон взял сигару и прикурил. Молчание бывает красноречивее слов.
— Вы думаете, я задаю слишком много вопросов, — спросила Лотта. — Да, это так. Стать хорошей актрисой можно, только раскусив человеческую натуру. Нужно хорошо знать и понимать людей.
— Вы понимаете меня?
— Сомневаюсь, чтобы хоть кто-то понимал вас. Даже вы сами.
Теперь он улыбнулся по-настоящему — губами и глазами. Кантон наклонился и прикоснулся к ее губам, и Лотта ответила, но того безудержного, зверского желания, которое он испытал полчаса назад, не было, и Кантон сразу понял это. Он старался искусственно вызвать страсть, но у него ничего не вышло.
Марш молча выругался. Лотта Крэбтри была красивой, восхитительной женщиной, мечтой вожделеющего мужского населения страны, а он не чувствовал ничего, кроме легкого тщеславного удовольствия.
Лотта Крэбтри подождала мгновение и отстранилась.
— С вами за столиком сидела красивая женщина, — слегка улыбнулась она.
Марш настороженно кивнул.
— Но она быстро ушла, — заметила Лотта.
— Она владелица салуна напротив.
— Дружеское соперничество? Он покачал головой.
— Эта женщина хотела, чтобы меня «шанхаировали».
Актриса откинулась на диванчике и прищелкнула языком.
— Даже со сцены я чувствовала жар, разливающийся между вами. Это не похоже на ненависть.
Кантон ухмыльнулся.
— Когда мы рядом, что-то происходит. Фейерверк. Извержение вулкана.
— Жаль, — с искренним сожалением произнесла Лотта, глядя на Кантона с нарастающей страстью, — могло бы получиться очень интересно…
Больше она ничего объяснять не стала. На секунду Марш почувствовал сожаление по утраченным возможностям.
— Все еще может быть, — пробормотал он.
Лотта покачала головой.
— Я никогда не была второй.
— Нет конечно, — согласился Кантон.
— Ну, а теперь не отвезете ли вы меня в отель, мистер Кантон?
— С удовольствием, мисс Крэбтри.
Кэт расчесывала волосы, когда послышался скрип экипажа. Уже светало. Оба салуна были давно закрыты.
Женщина подошла к окну. Кантон помогал Лотте Крэбтри подняться в экипаж. Кантон сел вплотную к женщине, и в блеклом свете зари Каталина разглядела, как Лотта повернулась к Маршу и улыбнулась.
У Каталины перехватило дыхание. С руганью, которая бы сделала честь любому матросу, она в сердцах запустила расческой в стакан с портвейном, который дожидался ее на тумбочке у кровати.
Стакан разбился. Темно-красная жидкость растеклась по шелковой простыне.
Пятна. Боже мой, пятна.
Пятна.
Лиззи Джонс уставилась на грязную простыню, в центре которой красовалось красное пятно. Кровь. Ее кровь.
Ее вырвало. Желудок болел. Болело все тело. Она чувствовала себя так, как будто ее резали на куски.
Пока все это происходило, она лежала с закрытыми глазами, воображая, что находится совсем в другом месте. Но боль была ужасной. Как будто острый кинжал проникал внутрь ее, и каждое движение возвращало ее в привычную реальность.
Считалось, что именно в этот день ей исполнилось тринадцать лет, и ее мать решила отметить день ее рождения. Раньше этот день никогда не отмечали. То, что произошло сегодня, было первым и единственным подарком, который она получила ко дню рождения.
Лиззи чувствовала приближение этого момента. Она замечала, как жадно разглядывают ее мужчины, чувствовала их щипки, когда разносила напитки по залу. Кроме того, она слышала о сделке. Лиззи попыталась было сбежать, но шериф, которому заплатила мать, приказал разыскать ее и вернуть назад. Ее заперли в комнате с одним заколоченным окном.
Лиззи выдержала все попытки умертвить ее еще в утробе, а потом прошла через полное материнское пренебрежение и равнодушие. Иногда ее жалела какая-нибудь мягкосердечная шлюха, которая вскорости куда-нибудь исчезала. Мать ее не пожалела ни разу.